Тень воина - Страница 73

— Не гоните! — натянул поводья Середин. — От обоза далеко оторвемся! Возвращаемся…

Они повернули и поскакали назад, сопровождаемые насмешливым улюлюканьем. Но к тому времени, когда охотники нагнали хвост обоза, половцы успели восстановить прежнее построение, с копейщиками в первом ряду, и опять начали атаку. Ратники развернулись — подставить копьям спину способен только законченный самоубийца.

— Хе-хе, воевода! — проорал Лабута, оказавшийся рядом с Олегом. — Похоже, мы всё-таки уйдем из этой проклятой степи!

— Чего?! — не понял ведун.

— Стрелы у них, мыслю, тоже кончились! Вот и берегут, в копи…

Договорить бортник не смог — одна из половецких стрел вошла ему точно под срез железной шапки, пробив лоб. Степняки, сделав свое дело, отхлынули. Прихватив пошатнувшегося суравчанина за плечо, Середин удержал его в седле, ухватил поводья, поворачивая коня. Остальные ратники тоже направились за уползающим обозом.

— Одинец, — попросил ведун, когда они поравнялись с задними повозками. — Скачи с Лабутой вперед, найди телегу, чтобы его туда положить… Электрическая сила!

Половцы с радостным гиканьем затевали новую атаку.

Одинец вернулся с Багряной Челкой минут через двадцать, пристроился рядом:

— А это правда, что дядя Лабута сказывал?

— О чем?

— Ну, что у половцев стрелы кончились, и теперь они пускать токмо изредка станут?

Олег вздохнул, помолчал, думая о том, стоит ли открывать мальчишке глаза, потом решился:

— Видишь, вдалеке конница половецкая идет?

— Да, дядя Олег.

— Идет спокойно, не торопясь. Отдыхает, можно сказать. А мы с сотоварищами весь день то в их сторону скачем, то обоз нагоняем, потом опять от малой силы половецкой избавляемся, потом опять нагоняем. У нас, Одинец, этак к сумеркам сил не останется ложку держать, не то что сечу серьезную вынести. Да и лошади все запыхаются. Так что не стрелы они берегут. Они нас выматывают, чтобы к вечеру главной силой и прихлопнуть.

— А что делать, дядя Олег?

Это был серьезный вопрос — что делать? Рассчитывать на уставших не менее его самого охотников смысла нет. К сумеркам они не то что сопротивляться — они смерть с радостью примут, только бы покой обрести. Магию использовать, чтобы отвести глаза от такого огромного сборища людей и добра, — тоже тяжеловато. К тому же Ворон предупреждал, что в степи — своя магия, и особо учеников ей не учил. А может — сам знал не лучшим образом. Предупреждал только, что в степях ни в коем случае не стоит беспокоить Белого змея, хранителя безлесых угодий.

— Захара мне найди, Одинец. Немедленно!

Старший из суравских охотников примчался через полминуты — судя по тому, то у его плеча кольца брони расползлись и снизу выпирала сложенная тряпица, мужику уже досталось от настырных степных стрелков.

— Что скажешь, воевода? — с хрипотцой спросил он. — Придумал чего, али в последний путь готовиться присоветуешь?

— Слово я знаю нехорошее, Захар, — скинув рукавицу, отер лицо ведун. — Сорок сороков бед на нашу проклятую голову.

— Нешто нам этой напасти мало? — указал в сторону половцев, готовящих новую атаку, старшой.

— Так ведь степь одна, Захар…

— То верно… колдун, — кивнул мужик.

— Волосы мне нужны и слезы. Того, кто на этой земле родился. И огонь открытый.

— Ну, волосы у пленницы любой срезать можно. И слезы… Токмо куда я их соберу?

— На тряпицу любую, — облизнул пересохшие губы Олег. — Пусть в начале обоза огонь кто запалит. Одинца послать не могу. Он, сам видишь, ныне однорукий. Как огонь, волосы и слезы приготовишь, за мной посылай. Авось, успею, пока рать мимо не пройдет.

— Попробую, воевода, — вздохнул мужик. — Ныне на тебя вся надежа.

— Коли половцы прорвутся, как я одной лапой отбиваться-то стану? — вдруг высказался мальчишка. — Да еще левой!

— А каково бабам нашим приходится, коли нам их защитить не удается? — покосился на него Олег. — Нам хорошо: сгинули, коли слабы оказались, в сече — и никаких печалей. А им терпеть. Вот и побудь маленько в их шкуре. Вкуси, так сказать, разницу.

— Я же не баба, дядя Олег! — обиделся паренек.

— Ну и что? Всё равно знать нужно разницу между тем, что значит умереть с честью или победить любой ценой.

— А в чем разница?

— Чаще всего — это одно и то же. Но иногда можно выбирать. Держи Челку, знаменосец. Половцы идут…

И уже в который раз русские ратники, опустив рогатины, ринулись в контратаку — и в который раз степняки, рассыпавшись, метнули стрелы и пустились наутек. Охотники натянули поводья — но из их строя выбежали сразу два коня, помчались в степь. Один из воинов выпал из седла — другой так и остался, понурив голову, раскачиваться на своем скакуне.

— Есть выбор, — пробормотал себе под нос Середин. — Или сгинуть в честном бою и не увидеть, как добро наше грабят, раненых режут да девок обратно в рабство тащат. Или пропасть всем вместе, ни на какие милости от врага не надеясь. Что скажешь, Одинец?

— Плечо, дядя Олег. Плечо.

Стрела с граненым бронебойным наконечником вошла мальчишке опять же под правую ключицу и высунула окровавленное острие у него из спины.

— Да что же ты, бедолага… — оглянувшись на половцев, ведун обломил стрелу, ухватил наконечник под древко, дернул вперед, освобождая рану: — Скажи что-нибудь, Одинец! Ну же, скажи!

— Я умру, да?

— А чего-нибудь повеселее придумать не можешь?

— Мы все умрем…

— Только не от этой раны… — пообещал Середин и, хлопнув его коня по крупу, чтобы перевести на рысь, поскакал следом к обозу.