Тень воина - Страница 88

Одинцу в честь праздника волхв снял лубки. Рука, как оценил Олег, срослась правильно, рана зажила. Но вот мышцы за месяц с лишним полного безделья совершенно усохли, и рука напоминала обглоданную цыплячью лапку.

За Велесовым днем настало подсечное время — время расчистки пашни от леса и заготовки дров. Потом — Турицы, праздник мужского естества. Опять заготовки… Постепенно Олег втянулся в ритм деревенской жизни, в котором дни тяжелого труда прерывались веселыми общими праздниками, а многие насущные потребности оборачивались общими застольями.

После виевых дней в Сураву неожиданно приехал из Кшени тамошний кузнец — счастливый, как наевшийся сметаны кот. Привез, как водится, бочонок меда, соленых грибков, большущий свиной окорок и — полтора десятка крупных, с голову, похожих на покрашенный в серый цвет пенопласт, криниц. Рассказал, что дочка у него вышла замуж и вроде даже как уже на сносях, долго обнимал Олега, предлагал при любой беде обращаться за помощью и, прожив два дня, уехал, оставив Людмилу в полном недоумении. Причину подобной щедрости он так и не объяснил, а Олег выдавать чужие тайны тоже не привык.

В кузне снова послышался звон: ведун и Одинец расковывали криницы в лепешки. Больше, впрочем, работал мальчишка — ему руку нужно было разрабатывать. Спешить с криницами всё равно ни к чему — они и непрокованными могут своего времени спокойно подождать.

Спустя неделю обнаружилась новая напасть: заготовленный прежним хозяином уголь кончился. Нужно было пережигать новый.

Собственно, добыть уголь не так уж и сложно — это не руду в домницах пережигать. Сложить груду дров высотой метра полтора, сверху засыпать землей, поджечь и подождать, пока деревянные чурбаки не превратятся в угольные. Но это в теории. А на практике достаточно вспомнить, что только горит эта куча целые сутки, и каждую минуту за ней надобно следить, чтобы огни наружу не вырвались — не то весь труд насмарку. А еще — нужно заготовить сами дрова, площадку, трубу, мокрую солому, землю, продыхи…

Готовый уголь Одинец и ведун начали перевозить на теплый и сухой чердак дома только через десять дней — и Олег с удивлением заметил, что, оказывается, снег уже не нарастает, а начинает сходить, оставляя на южных сторонах кочек, холмиков и мелких взгорков влажные черные проплешины.

Весна…

* * *

— У-а-а!

Заспавшийся Олег от неожиданного шума вздрогнул, повернулся на постели, открыл глаза — и шарахнулся к стенке, испугавшись уже по-настоящему: прямо перед ним, выставив вперед черные рога, стояло красно-коричневое чудище с большими черными глазами и торчащими из соломенных волос длинными петушиными перьями. Ведун схватился за запястье — нет, крест холодный. Тогда что?..

— Вставай, весну проспишь! — вышло из-за печки еще одно соломенное чудище, но с Людмилиным лицом и ее голосом. — Волхв всех созывает зиму прогонять. Напугать надобно хорошенько, не то так навсегда и останется. Идем!

Хозяйка дала двум маленьким чудовищам оловянный котелок и деревянную миску — и те немедленно начали лупить в них ложками.

— Только не здесь! — взмолилась Людмила. — На улицу ступайте.

— Ква, — перевел дух Олег. — Так человека можно заикой оставить.

— Так ты идешь? — Женщина натянула на голову деревянную расписанную маску с кисточками по нижнему краю и взяла в руки колотушку для белья.

— А как же вы без меня…

В сенях Олег напялил вывернутый мехом наружу тулуп, на голову накинул мешковину, прихватив ее на шее веревочкой, взял немытую ношву, из которой хозяйка кормила поросят, длинное полено. Шагнул на улицу.

Здесь стоял такой гвалт, что все окрестные звери и птицы наверняка должны были разбежаться куда подальше.: и на всю жизнь заречься приближаться к Сураве ближе десяти верст. Во всех дворах люди колотили в доски, орали, мяукали, каркали. Где-то свистели, где-то трубили в рог. Нагоняя вышедших в проулок Людмилу с детьми, Олег тоже постучал поленом в ношву. Тихо гукнул, рассмеялся собственной стеснительности и заорал во всю глотку:

— У-а-а!!! Зима, прочь иди!

— Зима, прочь иди!!! — подхватили Людмила с детьми и еще яростней заколотили в свои инструменты.

Вслед за селянами Середин вышел за ворота, присоединился к грохочущей и вопящей процессии, что двигалась к ручью, к тому самому плесу, возле которого и пропадали в деревне мужики. Скоро опять пора будет сторониться. Это зимой мавки не то спят, не то из-подо льда вылезти не могут. А как вода откроется — только злее становятся.

На широкой прогалине между тыном и ручьем красовалась среди прибрежной прошлогодней осоки воздетая на шест Масленица. Хотя здесь ее, наверное, называли как-то иначе. Коли проводы Зимы — то Зимой, наверное. Толпа сельчан собралась перед соломенным чучелом, громыхали, свистели, кричали. Грозили ему кулаками. Как показалось Середину, многие, войдя в раж, делали это уже всерьез.

Положение спас волхв, разрезав толпу с посохом в одной руке и факелом в другой. Остановился, крестообразно осенил чучело посохом:

— Была пора, была ты нам госпожа и хозяйка! Ныне нет тебе боле ни дня, ни минуточки. Пришел из-за поля, из-за гор господин новый, от века Хорс нареченный. Глаза у него горячие, лик у него светлый, голос его могучий. Его отныне власть и сила, не тебе Хорсу перечить! — Волхв поднес факел, и чучело в несколько минут занялось ярким огнем. — Неси, вода чистая, вода быстрая, Зиму холодную за дальние леса, за высокие горы, в омута глубокие, под камни тяжелые. Забирай вода, Зиму, не нужна она земле более!