Когда Олег сообщил, что знает не только про нападение, но и про то, какое кочевье участвовало в набеге, и, мало того, выведал дорогу к стойбищу — охотники заметно повеселели. На конкретного врага идти — это не ветра в чистом поле искать. Степь большая, не знаючи троп можно до весны без единой стычки пробродить, а то и самому в ловушку попасть. Теперь затеянное предприятие окончательно приобрело в их глазах реальные черты: можно прикинуть расстояние, что предстоит преодолеть, время, нужное на дорогу, количество необходимых припасов.
— Стрелки хорошие у вас есть? — поинтересовался Середин.
— Да почитай, все такие будут, — ответил Буривой, степенный мужик лет сорока, с ухоженной окладистой бородкой, в рубахе с атласным воротом, перехваченной кожаным ремнем; на ногах у него красовались не поршни, а самые настоящие яловые сапоги хорошего пошива. — Как на промысел выйдешь, так коли в перепелку влет не попадешь, на весь день голодным останешься. Знамо дело, стрелять умеем.
— Давай тогда так… — Ведун полез в суму, достал два мешочка серебра. — Степняки, известное дело, луками больше воюют. Стало быть, и нам с собой нужно стрел набрать — не меньше, чем по две сотни на брата. Выделать их, я мыслю, вы и сами можете. По руке ведь делать надобно. А вот наконечники покупайте, на сколько денег хватит.
Олег, мысленно уже выбрав Буривого в старшие от Кшени, протянул кошели ему. Мужик казался уверенным в себе, прочие горожане к нему прислушивались, не перебивали, уступали путь, когда тот пробирался вперед. В общем, пользовался человек явным авторитетом, и пропойцей или бездельником никак не выглядел. Буривой, приняв жест как нечто само собой разумеющееся, деньги принял.
— И еще я так мыслю, — продолжил ведун, — надобно в степь верхом да только с заводными идти. Так мы до Кривого колодца в несколько дней домчимся. Ну, а уж коли найдется что назад везти — так и повозки, вестимо, найдутся.
— Добре, — кивнул мужик. — А коли у кого на дворе заводной лошадки не найдется?
— Купите за мое серебро. После похода сочтемся.
— Добре, — взвесил кошели Буривой. — Стрелы сделаем, с конями тоже решим. Однако за день не управимся. И за пять тоже. Ладную стрелу не един час мастерить надобно. А уж коли по две сотни на ратника… Когда выступать станом, чужак?
— Я так мыслю, по льду пойдем. В мороз распутицы нет, переправы искать не нужно, да и припасы не портятся. Как схватится надежно, так и пойдем. С охотниками деревенскими я как раз на крепкий лед сговорился, они прямо к Сураве подойдут.
— Ну, ныне и так уж по утрам подмораживает, — прищурился на небо Буривой. — Мыслю я, дней через пять встанет река. Еще ден десять надобно, дабы накрепко лед схватился. А там и двигаться по нему можно. Так, чужак?
— Так, — кивнул Олег. — В общем, дней через пятнадцать-двадцать, как погода будет, я вас у Суравы с местными ратями жду.
— Быть посему, — по-княжески подвел итог мужик. — Будем.
— Договорились.
— Бортник-то твой не простынет?
Середин оглянулся на Лабуту, что безмятежно посапывал, откинув в сторону руку с указующим перстом, поморщился:
— Надо бы разбудить, да домой двигаться. Не то не успеем в Сураву до темноты, опять в лесу ночевать придется.
— Глеб, — оглянулся на охотников Буривой, — помоги приятелю своему до лодки дойти да перевези его с воеводой нашим на ту сторону. Туеспик, Лава, со мной пойдемте, ковалей наших работой озадачить надобно. А остальные до дома моего дня через два подходите, наконечники по первому разу раздам. Ростислав, Рогдай, Сидор, Ярополк. Вам самим с родичами сговариваться: дадут заводных на ваше дело али откажут. Кузька, Любим, вам я меринов дам, но считаться опосля с воеводой станете…
Старший явно знал свое дело, а потому Олег, не встревая в хлопоты охотников, вместе с Глебом подхватил бортника за плечи и, перекинув его руку себе через шею, повел к реке.
— Ой, ты степь широ-о-о-окая… — внезапно взвыл Лабута, открыл глаза, старательно закрутил головой: — Мы уже выступаем, а? Бей половцев!!! А ты славный мужик, кузнец. Я тебя уважаю… Да пустите! Че меня, как опившегося, тянете?
Надо отдать бортнику должное: будучи отпущенным одновременно и ведуном, и Глебом, он не рухнул, а, выписывая замысловатые кренделя, целеустремленно двинулся к берегу и даже сам, ни разу не свалившись с мостков, уселся в лодку. Горожанин перевез их обоих на другой берег, помог выгрузить опять задремавшего бортника.
— Ну, прощевай, чужак. Ден через двадцать свидимся.
— С нами пойдешь?
— Пойду, — кивнул мужик. — Нешто, мыслишь, великая радость по морозу сети мокрые перебирать? Не, чужак, степь да меч милее будут. И коням разминка, и мне веселье. Прощевай…
Глеб отплыл, а Середин, растолкав бортника, поднялся на обрыв, огляделся:
— Эй, Малюта! Ты где?! Малю-ю-юта! Куда тебя занесло, электрическая сила?!
Раздраженно сплюнув, ведун принялся описывать круги в поисках мальчишки, пока наконец не обнаружил его в зарослях смородины. Похоже, их спутник сперва облопался мелкими красными ягодами, а когда набил оскомину — растянулся прямо там, где стоял. Успевший изрядно разозлиться Середин пнул его ногой:
— Малюта, разорви тебя шайтан, сколько можно дрыхнуть?! Кони где?
— Ужо пора? — сонно захлопал веками мальчишка. — Вернулись?
— Вернулись, вернулись. Где лошади? Вещи где?
— Дык, там, на поляне, — почесывая себя под мышкой, начал тот выбираться из кустов.
— Где?
— Ну, здесь… — Малюта остановился на площадке, вытоптанной перед спуском к воде, покрутил головой. — Вот здеся были.